«Не остановись сбивший меня автомобиль — так бы и умер от потери крови». Паралимпиец, который обгоняет здоровых спортсменов

18 апреля, в последний день своего отпуска на Роза Хуторе, я выехал на тренировку, но столкнулся с перекрытием трассы. Шла велогонка «Гран-при Сочи», и полиция закрыла дорогу, потому что по ней проходил маршрут 104-километрового этапа, который финишировал у верхнего курорта Горки города на высоте 960 метров над уровнем моря. 

Я постоял, посмотрел на ребят, в пролетавших мимо в отрывах, и заметил знакомую фигуру — человека, с которым мы в январе вместе крутили велосипед на Кипре, где он готовился к чемпионату мира на треке. И все было бы ничего, но «Гран-при Сочи» — гонка среди обычных, здоровых спортсменов, а Сергей Пудов — паралимпиец с повреждением левой ноги. Часть этого интервью писалась еще на Кипре, вторая — уже после окончания «Гран-при Сочи». Тогда, в январе, я начал разговор с очевидного и прямого вопроса.

— Как вы получили свою травму?

— Еще в школе я занимался лыжными гонками — до июня 2009 года, когда произошла авария, которая едва не стоила мне жизни, а в итоге — карьеры здорового спортсмена. Я ехал велотренировку 180 километров, от Ижевска до моего родного поселка Кизнер. Это порядка восьми часов, но до дома я не доехал буквально 14 километров — был сбит машиной. Сознание я особо не терял, помню, как лежал на обочине, как везли на скорой. Думал, что все не очень серьезно.

— Когда поняли, что серьезно?

— Когда проснулся утром в больнице, думал, что неделю поваляюсь там и все пройдет, нога заживет. Но тут пришел доктор и сказал, что травма тяжелая. Перевезли в другую больницу и там хотели делать ампутацию. Я согласия на это не дал, подпись не поставил. Ногу мне сохранили наши удмуртские врачи, но она была не в том состоянии, что сейчас. Я мог наступать только на пальцы, и так было года три. После операции 2012 года я уже могу наступать на всю поверхность левой стопы. Но все равно левая нога ниже колена с точки зрения мышц не работает, и она короче правой.

— Человека, который вас сбил, нашли?

— Не было необходимости. Машина остановилась — если бы они этого не сделали, то я бы здесь не сидел — умер бы на той обочине от потери крови. Мне повезло дважды, на самом деле. Во-первых, спас рюкзак, который был на спине, он амортизировал удар, без него случился бы перелом позвоночника. И так четыре ребра было сломано.

— А во-вторых?

— Пассажиры в машине оказались хирургами и оказали квалифицированную первую медицинскую помощь. Наложили жгут и так далее.

— Водитель понес ответственность?

— Год условно. Иск за моральный ущерб я сам не стал подавать, потому что первый год после травмы у меня была дикая депрессия, я не понимал смысла в жизни.

— Пили?

— Пил, но не запоем, не спивался. Не пытался именно алкоголем это гасить. Просто не видел смысла в жизни. Год сидел дома. До травмы я был позитивным, общительным человеком, а тут замкнулся, стеснялся выйти на улицу, показаться людям на костылях.

— Как вышли из этого состояния?

— Смотрел Паралимпиаду в Ванкувере, увидел там лыжников. После этого привязал резинку от эспандера к батарее и начал совместно с теми ребятами с экрана ехать дистанцию. Правда, быстро устал, организм же был растренирован полностью. А затем меня нашел Виктор Кузнецов, который начал развивать в Удмуртии следж-хоккей. Наш земляк Владимир Кононов как раз тогда в Ванкувере на Паралимпиаде занял в лыжных гонках третье место, и они с Кузнецовым собирали команду для следж-хоккея. В итоге они меня нашли, пригласили, я согласился и поехал на первый сбор. Когда приехал, смотрю на других игроков и понять не могу — какие у них травмы, они же нормально ходят. И только увидев, как они садятся в следж-хоккейные сани, осознал — у них вообще нет ног, полная ампутация, внизу протезы. А я там ныл, что у меня травма ноги! 

— Переворот сознания?

— Да. Оказалось, люди живут и с более серьезными повреждениями. И тогда решил — я тоже буду жить. Начал выходить из пике, появился смысл. Кузнецов всех заряжал идеями подготовки к Сочи-2014. Мы начали тренироваться уже серьезно, ежедневно. И получилось, что первый мой международный выезд в составе сборной России был именно в следж-хоккее, на чемпионат Европы.

— Как в велоспорте-то оказались?

— Когда в России с 2010 года начали развивать паравелоспорт, я, к тому времени совмещавший тренировки в следж-хоккее и на велосипеде, выбрал последний. С хоккеем пришлось завязать. А та команда, с которой я ездил на чемпионат Европы, в итоге на Паралимпиаде в Сочи заняла второе место.

— Сожаления были, что не остались?

— Нет. Я тогда готовился к Лондону-2012, но времени на набор лицензионных очков для всей команды было мало. В итоге у России оказалась только одна мужская лицензия, и в Лондон поехал Алексей Обыденнов. А мы, так сказать, пролетели.

— Тяжело было выходить на уровень мировой элиты паравелоспорта?

— В 2010 году познакомился с Арсланом Гильмутдиновым, у которого поражения более серьезные, чем у меня, две ноги и рука. Он стал своего рода мотиватором для меня — как и все люди, у которых травмы были суровее. Помню, смотрел чемпионат России по легкой атлетике, и там парень без рук и ног бежал на специальных протезах 400 метров. Это очень сильно на меня повлияло. Когда в 2011 году я поехал на свой первый чемпионат мира, в Данию, то занял там, кажется, предпоследнее место. И только через три года напряженной работы, в 2014-м, стал вторым.

— Глядя на результаты, складывается ощущение, что шоссейные гонки у вас получаются лучше.

— Да, это так. Трек — очень специфический вид спорта, чтобы хорошо там ехать, нужно постоянно на нем тренироваться. А мы проводим на треке очень мало времени. Например, перед ЧМ-2019 были всего две недели в Минске на сборе. В Ижевске трека нет, в Москве и Питере все забито. У нас вообще подготовка сложная. Я темповик: на треке профильная дистанция — 4000 метров с места. Для того, чтобы ее готовить, нужно зимой закладывать базу на шоссе, а затем шлифовать ее на треке. То есть зимой нужно постоянно сидеть там, где тепло. ЧМ в марте, подготовка к нему стартует осенью, с шоссейных сборов. Получается, всю зиму нужно быть за границей, потому что в России зимой велосипед крутить негде. Точнее, есть где, Сочи, например, но там для нас очень опасно, агрессивное движение на дорогах. Поэтому мы зимой стараемся выбраться на Кипр, это самый дешевый вариант. Экономим, живем по трое в маленьких апартаментах, ездим на свои. Но другого варианта нет.

— Однако с ЧМ-2019 удалось привезти медаль.

— Даже полторы медали, можно так сказать. В своем профильном виде — 4000 метров — я не сумел попасть даже в пятерку. Затем получилось собраться, и в последний день ЧМ на финише вырвать бронзу в гонке скретч на 15 километров. Плюс на этом ЧМ в качестве тестового вида программы проводили омниум, это своего рода трековое многоборье, в которое входят 200 метров с хода, 1000 метров с места, 4000 с места и скретч. По сумме всех видов подводится зачет дисциплины. В итоге в омниуме я стал третьим, но поскольку вид тестовый, то медали не давали, просто вывели на пьедестал, и все.

— На прошлой неделе вы ехали велогонку «Гран-при Сочи» вместе со здоровыми спортсменами. Вытянули?

— Первый этап, подъем к Горки городу, я финишировал 26-м. Но дело в том, что до начала основного подъема, от Сочи до Роза Хутора, я работал на другого гонщика нашей удмуртской команды, Елисея Усманова, шел в одном из отрывов и сильно выложился. Поэтому когда начался главный подъем, я, сделав командную работу, пошел его уже своим темпом. А юниор, на которого я работал, финишировал тот этап четвертым в своей возрастной категории.

— Уточню. Этот юниор был здоровым, без повреждений?

— Да.

— Каким стали в генеральном зачете после всех этапов?

— 22-м из 69 доехавших взрослых гонщиков, большая часть из которых, конечно, здоровые.

— Доехало 69, а сколько стартовало?

— 89 человек.

— Учитывая, что получается навязывать борьбу здоровым спортсменам, посещала мысль, что если бы изначально, еще подростком, вместо лыж выбрали велоспорт, то могли дорасти до профессионала, не будь этой травмы?

— Сейчас, по прошествии множества лет, имея опыт велогонок, я думаю, что все получилось бы хорошо, уже по элите. Но у нас в поселке, где я родился, секции велоспорта не было.

— Левая нога короче, как получается ровно сидеть на велосипеде?

— Я в обувь кладу специальную стельку. Но с велотуфлями все сложнее, они все узкие, и, чтобы было удобно, приходится перешивать левую туфлю в передней части, чтобы не натирать пальцы.

— Семья?

— Я женат, у меня… сколько (загибает пальцы)… один ребенок. (смеется). Ему два года, зовут Миша. Но в сентябре с супругой ждем второго.

— С женой познакомились до или после травмы?

— После, когда уже был в велоспорте и приехал домой из Москвы, где проходил медосмотр. Был День молодежи, и я, холостой 25-летний парень, признаться честно, искал себе девушку. Мы были с другом, тезкой, в машине. Смотрю — одна девушка стоит с моими знакомыми. Мы выходим, друг подходит, здоровается и говорит, что его зову Сергей. Я тоже выхожу, подхожу, беру ее руку, целую и говорю: «Я тоже Сергей». И вот этот поцелуй сработал. Нас же в итоге оказалось четыре Сергея в той компании, но замуж она вышла за меня (смеется). В 2016 году, как раз когда мы должны были ехать в Рио, родился Миша. Это стало своего рода компенсацией, отвлекло от возможной депрессии по поводу пропуска Паралимпиады, к которой мы столько лет готовились. Но появление ребенка сделало мир шире.

— Супруга работает?

— Нет, она дома.

— То есть вы кормите семью один?

— Так и есть.

Источник