Следж-хоккей на одной ноге. Спортсмены, которые держат равновесие на льду и в жизни

«Мяч прилетел под ноги. Как умею, передаю пас. Его лихо подхватывает молодой человек. Он прихрамывает. Одна штанина закатана: вместо ноги – протез. По разные стороны от стоящих в кругу спортсменов – инвалидные коляски, к стенам прислонены костыли». Журналист Ольга Кожемякина встретилась со следж-хоккеистами из Удмуртии.

Несколько игроков стоят на одной ноге. Второй нет. Трое спортсменов в кругу значительно ниже других, примерно по пояс. Они на ковриках, чтобы не пробирал холод. Кажется, сидят? Нет. Так они «стоят» – ног нет, либо стоять на них невозможно. Все они во время волейбола-разминки успевают еще и отжаться не по разу.

Створки борта хоккейной коробки открываются. На льду появляются хоккеисты. Усаживаются в сани, застегивают крепления. Скоро они взмокнут от пота: отработают скорость, маневренность, тактику, удары по воротам.

В перерывах будут жадно пить воду из шейкеров, а потом еще и брызгать друг друга. Как дети.

Центр адаптивного спорта на горнолыжном курорте «Чекерил» в Удмуртии. Взрослая сборная Удмуртии по следж-хоккею. Тренировка.

Первая команда следж-хоккеистов в России появилась именно в Удмуртии, в 2008 году. Ее основателем стал заслуженный тренер России и Удмуртии Виктор Кузнецов. Удмуртия – один из основных «поставщиков» спортсменов в сборную команду России. Сегодня парней из этого региона там шесть.

В 2014 году сборная России стала серебряным призером Паралимпиады. Легендарный вратарь сборной России Владимир Каманцев живет и тренируется в Удмуртии. Сейчас вместе с Дмитрием Галкиным (тоже член сборной Удмуртии) в составе сборной России «штурмуют» чемпионат мира.

По квартире прыгают, мальчуковый порядок

Ижевск. Пятиэтажный дом. Встреча с ребятами назначена на четыре часа дня в квартире, где хоккеисты живут впятером. Это служебное жилье. Расходы по проживанию – на организаторах команды. Спортсмены – Алексей Федоров, Андрей Мошкин и Михаил Ворончихин – родом из разных уголков республики. Чтобы удобнее и проще добираться до места тренировок, все они сейчас живут в Ижевске. 

К стоянке у подъезда подкатила черная «приора». Одновременно открываются задние двери. Синхронно выпрыгивают двое, достают костыли, подходят к багажнику, открывают его, достают инвалидную коляску и подкатывают к двери водителя. Тот, словно легкоатлет, легко перемещается. 

На троих у ребят две здоровые ноги: Мишкина правая и Андрюхина левая. 

Миша на костылях держит дверь подъезда. Андрей – первый, у него пакет с продуктами. Следом Алексей в коляске. Подъезд пандусом не оборудован. Только вот для Лехи четыре ступени вверх на коляске без посторонней помощи уже не проблема. Иначе, как цирковым артистом на этом «аттракционе», и назвать его нельзя. Несколько секунд, и четыре ступени Алексей в инвалидной коляске преодолевает без помощи. Парни живут с азартом. Кажется, смеются в глаза таким сложностям, как отсутствие пандуса. Помочь не позволяют: «Да вы что! Мы привыкли!» Лешка оставил коляску у лестничного пролета в подъезде. Его он легко «пролетел» на руках к квартире на первом этаже. Иду следом, слышу сзади негромкое «Проходите». Оглядываюсь. Мишка всё так же держит дверь – пропускает старичка в подъезд.

– У нас такой бардак, извините… 

Заходим в квартиру. Здесь царит мальчуковый порядок. Во всяком случае хозяева сами точно знают, где что лежит. Миша и Андрей устали от костылей, убрали их к стене и на время о них забыли. По квартире прыгают: похожи на больших зайцев. Мишка поскакал мыть кружку для чая. Андрей поставил электрический чайник. Устраиваемся в одной из комнат на двух диванах. 

Андрей, 20 лет, вратарь

– Я учился в Сарапульском колледже для инвалидов. Случайно узнал о следж-хоккее. Приехал на сборы, попробовал. Было тяжело сначала. Особенно встать проблема, когда упадешь. Потом привык. Сейчас вратарь. Тут реакция нужна, чтобы момент не пропустить. А вот страха, что шайбу словлю, нет. Иногда бывает – прилетает. Мне еще настольный теннис нравится. У мамы брат есть, у него тоже протез на ноге. Однажды он меня в клуб в селе позвал и научил.

Следж-хоккей сейчас все для меня. Нужно совершенствоваться в игре. Пока еще много чего не получается: если шайба «летит» в ворота по льду, могу ее пропустить метров с двух. Человек для себя выбирает спорт, и спорт выбирает человека. Я вот раньше тоже на хоккей бегал у себя в селе, пока в 10-м классе не попал под поезд.

Это было в 2010 году. Зима. Я после бани. Нужно на тренировку по хоккею бежать.Родители не разрешают. Но я все равно схватил коньки и убежал. А у нас недалеко железная дорога, ее видно из окна дома. Смотрю – стоит вагон. Вижу – обойти его можно. Но это в том месте, куда выходит окно нашего дома. Подумал, что кто-то из моих увидит и вернет домой. Ну, решил, что лучше перелезть под вагоном. Уже почти всё, только хотел ногу убрать, и поезд тронулся. 

Но я вылез. На ногу наступил – упал, опять наступил – опять упал. Смотрю – там пальцы висят – большой и следующий за ним.

Я заорал. Вышел дежурный по станции с фонариком, взял меня на руки и унес в зал ожидания. Дал две таблетки обезболивающего и ушел. Потом нога начала ныть, я давай опять орать. Тут друг мой гулять шел мимо. А он подраться любил. Слышит крик, думал драка. Дверь открывает, а там я. Он убежал за своей мамой. Она ветеринар. Та футболку на себе порвала, наложила на ногу жгут.

А в тот момент мои два друга на поезде катались, зацепились за борта руками и так ехали. Это они уже потом рассказали. Но когда один из них увидел меня в таком состоянии, бежал быстро по сугробам, спотыкаясь. Всё. Потом папа с работы шел. Видит – народ скопился возле ожидалки, увидел мои коньки, еще подобрал их. Мама пришла, давай рыдать. 

Скорую ждали еще часа два. У нас, в Кечёво, железнодорожный переезд. Он закрыт был, наверное, какое-то время. Приехала помощь. Папа глаза закрыл, чтобы не видеть всего этого. Смотрю – на полу лужа крови. Потом уже очнулся в машине скорой. Потом – в больнице, в Ижевске. 

Пальцы ампутировали. Адаптировался к новой жизни нормально. Жизнь же продолжается, правильно? Надо жить по-новому. Всё.

Мысли плохие? Вы про то, чтобы типа в окно? Не, не было. Мне в больницу пачками письма носили от одноклассников: ждем, возвращайся. Это поддержало. И родители, и друзья. Все ждали. Звонили. 

Потом я и на культе продолжал в хоккей играть. Коньки натяну – и на лед. Пока не ампутировали ногу выше. Образовался свищ. Надо было спасать то, что можно было еще сохранить.

– Как изменилась жизнь?

– Изменилась. Если бы под поезд не попал, с этими парнями бы не познакомился (Леха и Миша расплылись в блаженной улыбке). Не узнал бы, что такое следж-хоккей. Да и что бы я щас делал? Неизвестно. Всё к лучшему изменилось. Выпивал бы сейчас с кем-нибудь, тусил где-то. Я пробовал алкоголь, но мы им не увлекаемся и не курим. Сейчас жду протезирования. Процесс идет. 

– Бывают перерывы в тренировках?

– А у нас почти у всех они есть. Мы же такие. Иногда так соскучишься по льду – до невозможности. Однажды я месяц лежал в больнице. Сильно вес набрал, во-первых, а во-вторых, когда меня не было, парни же тренировались. Потом сложно войти с ними в один ритм. Это как в учебе: много пропускаешь, потом догонять тяжело. Да и приятно же быть в команде. В игровых видах много зависит от ее духа. Не зря нам тренер всё время говорит, что мы взаимодействовать должны и выкладываться на льду. 

– Нагрузка нереальная.

– Да. Сильная нагрузка идет на корпус, на плечевой пояс. Нужно в форме быть всегда. Мы и в тренажерке занимаемся. Ну и с санями дружить надо. Крепления у нас – под каждого игрока разрабатываются индивидуально. Расстояние между двумя лезвиями на санях тоже регулируется. А длина самого лезвия как на обычных коньках. В команде есть техник. Говоришь ему, если что не так, и он там «колдует» потом.

Пьем чай, ребята жуют конфеты, а вот Андрей их не любит. Зато юморить, внести чуточку сарказма – это по его части. 

Жребий «кто следующий» тянуть не стали. Самым жизнерадостным и открытым в этой компании кажется Алексей. Тоже устроился на диване, шуршит фантиками. Такое ощущение, что он просто поджал под себя ноги, согнув их в коленях. Так и есть. Только на неразвитых ногах ниже колен далеко не уйдешь. 

Алексей, 18 лет, нападающий

– Я таким родился. Мама говорит: неудачно упала с лестницы, когда вынашивала меня. Ну вот и… Обучался дома, с бабушкой. Но в третий класс пошел в обычную городскую школу. Со сверстниками всё хорошо было. Наверное, потому что был всегда веселым и компанейским. Передвигался на руках, в коляску сел лет в шесть только. Не получалось сначала, но потом привык.

– Леш, ты такой активный… Ребенком тоже, наверное, таким был. На велосипеды смотрел… 

– А я не только смотрел, даже катался (улыбается во весь рот. Друзья сопровождают факт оптимистичным смешком). Как-то очень сильно захотел прокатиться на велосипеде. Другу говорю во дворе: давай, я залезу на велик, а ты меня толкнешь с горки, и я поеду. Катился долго. Пока велосипед сам не остановился. Я упал. Но всё удачно. А на самокате-то что? На него сел, рулишь одной рукой, другой отталкиваешься. На скейте тоже катался. Я и на забор двухметровый залажу, когда нужно. Пришел ночью с гулянок, как домой попасть? Через забор. В быту тоже все стандартно. Сесть на стул, за стол, умыться, в ванну – элементарно. Специальных приспособлений не нужно. У меня же руки есть, а на стул я забираюсь на раз-два.

Как в следж-хоккей попал? Занимался лыжами тогда, тоже для инвалидов-колясочников, специальные. Приехал на соревнования в Ижевск. Прошел свою дистанцию, отдыхаю после старта. Подъезжает дяденька на лыжах и говорит, что есть такой вид спорта, следж-хоккей называется, не хочешь попробовать? Дал номер телефона Виктора Николаевича Кузнецова. Я позвонил в этот же день. А через неделю он сам за мной приехал в Сарапул и отвез в Чекерил на сборы.

Падал сначала, ничего не получалось. На второй день только научился ехать в санях по прямой. Осваивался. Понравилось, стал заниматься. Мне было 14 лет тогда. Полгода еще нет, как я из юношеской команды перешел во взрослую сборную. Лет пять в следж-хоккее в общей сложности. 

Каким нападающий должен быть? Быстрым, внимательным, умным. Но больше даже маневренность должна быть. В жизни это тоже помогает. Водить машину, например. В августе права получил в Сарапульском колледже для инвалидов. Езжу сам из Ижевска до дома и обратно, с ребятами на тренировки и по городу. Я до сих пор так-то в колледже учусь. На техника-электрика. Но появляюсь там редко. Будущее всё равно связываю со спортом.

Вот про сани вы спрашивали у Андрея. Нужно, чтобы ты и твои сани были одним целым. Если в борт сильно врежусь и не выпаду из саней, значит, мы одно целое. У кого-то есть боязнь столкновения, волнение. Они уходят из хоккея. Выбирают танцы, лыжи или что-то еще. А нам хорошо здесь.

– Вы сами всё делаете? Поесть приготовить, полы помыть…

– Конечно. Ужин все вместе готовим, чтобы никому не обидно было. Посуду по очереди моем. И полы тоже. Правда, полы нечасто.

– Что сегодня на ужин?

– Наверное, отварим картошку в мундире. И с соленой рыбой; опять купили, любим, – коллективно решают вопрос ребята. 

Честная очередь ответов на вопросы дошла до тихого, скромного Миши. 

Михаил, 19 лет, нападающий

– У меня раньше были обе ноги. Я и в детский сад ходил, и в школу до третьего класса. Были небольшие проблемы – нога плохо сгибалась в колене. А так – ходил сам. Однажды возвращались из школы с друзьями, дурели. Я нагнулся шнурок на ботинке завязать, и сзади на меня девочка налетела. Сломал стопу на левой ноге. Операции, гипс, лечение. На ногу наступать – большой страх был после всего этого. Врачи говорят: «Ступай», я не ступаю. Мама говорит: «Ступай», я не ступаю.

Мне было 11 лет, мы с мамой в очередной раз поехали в Ижевск в больницу насчет ноги. Там встретили одного мужичка. Он рассказал про следж-хоккей, дал номер Виктора Николаевича – тренера. Мы позвонили ему, он назначил время. Приехали в Чекерил. Я еще с ногой был… И вот первый раз я тогда сел в сани. Потом начались сплошные больницы, и я все забросил.

В юношескую сборную пришел снова. Мне исполнилось 13, и ноги у меня уже не было. Но я был готов к тому, что ее отрежут. Стресса особого не было. Что с того, она была нерабочая.

Самый яркий момент помню уже во взрослой сборной. Играю здесь почти год. Первый круг чемпионата России. Мы обыграли одну из самых сильных команд – из Югры. Было потно. Один-ноль. Я в нападающих. Тут надо быть как минимум скоростным, понимать тактику игры. Все свои хорошие качества использовать по полной. Ну еще игра команды. Нужно сыгранными быть. Наверное, мне не было бы здесь так хорошо, если бы не ребята-ровесники. Общение – тоже важно, я иду в хоккей еще и за этим. С молодежью быстрее общий язык находишь, чем со старшаками. Их стесняешься порой.

– Ребята, а о чем вы мечтаете? О семье, Леш, мечтаешь?

– О ней хоть мечтай, хоть нет, она все равно будет. 

– Не у всех так получается.

– Значит, они не хотят. Мечты – это то, что неосуществимо или маловероятно. Поэтому я не знаю, о чем мечтаю, но желания есть. Хочу прыгнуть с парашютом. Сделаю это.

– Мы все в команде мечтаем попасть на Паралимпийские игры и чемпионат мира по следж-хоккею, – говорит Андрей. – Но для этого надо пахать. Быть лучше всех. Вон как наши Галкин или Каманцев. Для начала нужно войти в сборную России. 

Весь разговор длится чуть больше двух часов. Вечер. Пора идти.

– Ладно, ребята. Отвлекла вас.

– Нет, вы что? Нам весело было. 

Одеваюсь, за мной в прихожую вышли все трое. Надевают куртки.

– Вы куда? 

– Вас проводить. 

Минуты через две стоим у подъезда. Обнимаемся на прощанье. 

Съездил, резанули, купил кроссовки

Лед в Центре адаптивного спорта на горнолыжном курорте «Чекерил» в Удмуртии. Та же тренировка в ноябрьский понедельник.

– Здрасьте, – улыбается молодой мужчина в хоккейной форме. Слегка прихрамывая, садится на скамью для зрителей. Пара манипуляций – и его протез ноги лежит рядом. Он так и останется тут на время тренировки. Такое чувство, что спортсмен танцует на льду и слышит во всем этом действе особый ритм.

Максим Калачёв, 32 года, нападающий

Пишу во «ВКонтакте» Максу через пару дней после тренировки. Напрашиваюсь в гости. 

Посты на личной странице Максима увлекают. Музыкальные пристрастия: Фрэнк Синатра, мировые рок-хиты в звучании виолончели, треки из мультфильмов. На опубликованных фото – хоккейные будни и соревнования, много прекрасной, щекастой дочки, разноцветные бумажные кораблики на столе. Два года назад, в начале августа, Максим пишет на своей стене: «Мариш, вот уже 2 года, как мы с тобой зарегистрировали брак!!! А такое чувство, что все как будто вчера. Очень люблю тебя, родная!!!!» С фотографии смотрит длинноволосая красавица.

Макс и его семья живут в Ижевске. Большая квартира в ипотеке. День субботний. Дома все – Максим, Марина и дочка Полина. Скоро ей четыре года. Она с порога вручает мне конфету – волшебная. Кухонный разговор «за жизнь» течет так, словно истории эти рассказаны уже не раз. Но некоторые детали минут через сорок в Марине прошибут слезу. 

Пару раз Макса от взрослых разговоров уводит с кухни Полина. Уж ей-то он отказать не может. Папина любовь отражается в детских глазах. Через пару минут слышим, как Макс и Полина что-то мурлыкают в другой комнате. Марина комментирует:

– Они всегда поют только вдвоем. Когда я хочу присоединиться, Поля говорит: «Мама, не пой». Им хорошо вдвоем. Они отлично ладят. Максим и в детский сад ее отводит и забирает. Сейчас и на гимнастику тоже. Иногда даже на сборы с собой берет. В команде в шутку Полю называют дочерью полка. А что делать? С кем ее оставить, когда мама работает в банке? Мне не успеть. 

В очередной раз закипает чайник. Макс возвращается, за ним хвостиком Полина.

– А как вы познакомились?

– Я приехал в Ижевск из Омска. Там я родился и жил, – говорит Максим. – В 2013 году у нас хотели открывать следж-хоккей, провели пару занятий, я попробовал. Очень понравилось, но команду создать не получилось. А я же загорелся уже. Мне надо! Стал искать, информацию собирать. Даже в Ханты-Мансийск съездил, попробовал там. Не сложилось. Потом узнал про Ижевск. 10 января позвонил тренеру Виктору Николаевичу Кузнецову, 11 января выехал, а 12-го уже был здесь. Он меня встретил, привез к себе домой, накормил-напоил и сказал, что ему нравится. Переучивать меня не нужно, а просто заново учить. А что про знакомство рассказывать будем, Марина?

– Как что? Правду, конечно, – наливая чай по чашкам, говорит красивая, словно русалка из сказки, Марина. Ее тон возражений не терпит. – В интернете познакомились мы. Это самый неромантичный вариант.

Максим сразу мне написал, что инвалид. Поставил перед фактом. Сказал, что на свидание придет беззубый и безногий.

А я брекеты тогда носила и подумала: да уж, пара идеальная. Но на фото посмотрела, вроде ничего, подтянутый, спортивный. Главное, чтобы в пуп не дышал. Я ж метр восемьдесят пять. Увидела его – не совсем маленький, но всё-таки ниже. И разница в возрасте у нас почти год. Мне тридцать три, он младше. А потом он взял меня измором. Приглашал на свидания и приглашал. Ну, я думаю – не убудет же. Потом стали вместе жить. Но в серьезность его намерений поверила уже после того, как он с друзьями познакомил из сборной на новогоднем корпоративе, а на сам Новый год отвез к родителям в Омск. Я не хотела замуж, он настоял.

– Дети должны рождаться в семье, и всё должно быть по-людски, – убежден Максим. – Жена – это даже не вторая моя половина. Это семьдесят пять процентов от меня. Пусть мы пока прошли совсем небольшой путь совместный и не настолько умудренные опытом, но могу сказать точно: когда на душе кошки скребут, я знаю, что посмотрю на Марину и всё пройдет. Она мое вдохновение. Что хорошего – жить без жены, без человека, который тебя вдохновляет? Это человек, который видит меня каждый день разного. Даже в дырявых носках. Он тебя чувствует, а ты его. Родительская, родственная, дружеская любовь – всё другое. Бывает, ссоримся, но без фанатизма. 

– Макс бывает вспыльчив. Во время такого «взрыва» я думаю – всё! Развод! Обижусь, вдохну-выдохну, потом проходит. Еще он, бывает, чашку за собой не вымоет, мусор может у дверей лежать долго. Вещи не по местам лежат.

Максим, словно ребенок, играючи, прикрывает ладонями лицо – типа смущен:

– Я искал такую жену, как моя мама. Всегда раньше приходил домой, а меня ужин вкусный ждет. Мне все постирают, погладят. Люблю, когда так ухаживают.

– А еще что любишь? Синатру?

– Я и сам на гитаре играю, на ударных тоже. Синатра – он самый крутой. Джаз можно слушать вечно. Машина, ночь, фары, пушистый снег и… голос Синатры. Ну вот как можно уснуть за рулем? Я не понимаю. Когда был ребенком, отец на всю громкость включал Queen или Modern Talking. А если убавляли звук, я начинал орать. Ну и рэп есть очень хороший. Слушаю иногда. Если бы была возможность, вышел на Арбат и спел бы что-нибудь.

– Максим, а что случилось? Почему инвалидность?

– Врожденный порок. Проблемы с суставом. Говорят, травма родовая. Но я не знаю точно. Пошел поздно, года в два. И все нормально было – бегал, прыгал. Футбол, школьная хоккейная коробка. В 14 лет начал подхрамывать, и правая нога постоянно уставала. Приехали в Омск на консультацию к ортопеду, потом в Курск. Первая операция прошла неудачно, стоял аппарат Илизарова, после была вторая операция, третья. Не срастается. Четыре года на костылях ходил. Трость была. Старался как прежде – коньки и активность. Появились проблемы – выпирает большая берцовая кость. Нога болит. Снова к ортопеду. Снова операция. Поставили пластину. На стопу не могу ступить. Так прошло семь лет. Стопа уже висит.

Прошло одиннадцать лет. Ничего не меняется. Я ужасно устал от всего. И тут отец говорит: «Может, ампутируем уже?»

Я пришел домой, включил музыку, стараюсь не думать, но мысли лезут. Вспоминаю, как на остановке кто-нибудь да пялится: чего это он на костылях всё время? А мне уже 27 лет. Два друга у меня есть. Позвонил им. Мы вроде как совет собрали. Вот, говорю, так и так: может, отрезать? Давай, делай. Ну, съездил, резанули. Всё ничего, а вот отход был… Почесать хочу, а нет ее, ноги-то. Постепенно привык.

Помню, пошел за протезом. Сначала купил кроссовки. Пришел к врачу, надел протез. Всё, говорю, я пошел. Вспомнил, как ходить без костылей. Надел кроссовки и отправился к маме на работу. Хотел покрасоваться перед ней. Пришел радостный, а у нее подбородок трясется. Плачет. Потом к папке пошел в автосервис. Тоже показаться. Совсем другая жизнь пошла. Можно сказать, полноценная. Сейчас не маскируюсь, летом в шортах хожу. Жарко же.

Ну вот как-то так. А про следж-хоккей все рассказал почти. Не уйду из этой команды, где меня приняли. Я начинал в защите. Не понравилось. Но нападающих «бьют» сильнее. Моя задача – забивать, я и лезу. А вдруг забью? Знаю: если что – прикроют ребята. Командная же игра. На льду такие эмоции бывают – ого-го! Иногда на тренировках тоже кровь кипит.

Заниматься тем, что тебе нравится, и за это еще получать зарплату – это везение. 

Жизнь сказала: сбрось скорость, отдохни

Марат Киямов, 45 лет, защитник

Ижевская многоэтажка. Домофон. Лифт. Идеально чистая квартира. Соринки не найдешь, даже если сильно захочешь. При этом так уютно, что на диван хочется сесть, не церемонясь – поджав под себя ноги. Марат в майке и шортах, улыбчивая жгучая брюнетка в клетчатой рубашке – Светлана, жена Марата. С огоньком в карих глазах. На видном месте в зале – медали Марата. 

– Мой случай стандартный – авария, ампутация, и вот следж-хоккей, – буднично говорит Марат, будто хочет, чтобы разговор на том и завершился.

«Вообще-то вы ребенка спасали, когда всё произошло», – возмущается легкости его слов Светлана и рассказывает сама:

– Марат же работал водителем в Республиканской детской клинической больнице. Это был 2012 год. Они с бригадой везли недоношенного ребенка в реанимацию из северного района республики. Там поворот есть… Когда какой-то грузовик поворачивал, произошло сильное столкновение с реанимобилем. Марату защемило всю левую сторону. Ребенок в той аварии выжил, но после его спасти не удалось. Сильно пострадала медсестра. Она ехала с ребенком в кузове. Рядом с Маратом в кабине находился врач. Он тогда ему жизнь спас. Что-то вколол. Психологически это сработало – первая помощь оказана. Потом приехали спасатели, разрезали машину, достали Марата. Увезли в больницу, которая была ближе всего. Экстренно ампутировали ногу выше колена. Тогда жизнь ему спасали… 

Мне позвонили, я примчалась – друзья привезли. Никогда не забуду вопрос врача: «Что будете с ногой делать, которую отрезали?» А я что скажу? Что обычно с этим делаете? Хороним. Ну, хороните. Отдали мне вещи его – кроссовку, полную крови, одежду в мешке. Зачем? До сих пор не понимаю. Тогда мне не разрешили в больнице остаться, да и негде там. На следующий день снова примчались с друзьями. Говорить еще не мог. Читаю записку от него: «Нога. Посмотри». Не смотрю. Говорю, пока не надо. Были и слезы, и боль. Но я сказала, что люблю его не за ногу же. Просто – люблю и всё. Будем дальше жить. 

Марат позвонил на вторые сутки после аварии. В потоке звонков от знакомых, коллег, друзей даже не узнала его. А он мне: «Это я, муж твой».

В больнице с месяц пролежал. Домой приехали, а он к машине сразу. Я-то думала, что у него стресс, не сядет за руль. А он мне: «Поехали, прокатимся». Марат сам сильный. Если бы слабым был, никто бы ему не помог – ни я, никто другой. 

Марат всё это слушает отрешенно. Раз, и отвернется. Больше молчит, но иногда вставляет: «Ну вот ты скажешь тоже…» и поправит. А когда про страх заговорили, так он беспокоился, казалось бы, совсем о странном:

– Страх у меня был один – как дочке сказать и показаться. Вдруг стесняться начнет меня или относиться станет как-то иначе. Но всё хорошо. 

– Ты серьезно? Я ей осторожно сказала, что папа попал в аварию. Ее интересовало только одно – жив ли? – рассказывает Светлана о реакции единственной дочери. 

Марат ушел в другую комнату и слегка дрогнувшим голосом бросил нам в зал: «Да всё к лучшему же!» А через пару минут был снова на диване:

– Знаете, сколько я весил до всего этого? Центнер! Почти все сидел же. За баранкой. И бизнес свой у меня был небольшой. Перевозка пассажиров. Сейчас в форме. И всё благодаря льду. Ну, хлеба стал меньше есть. 

Мы идем в кухню, чтобы посмотреть фотографии, прикрепленные магнитами к холодильнику. И правда: совсем другой человек нам улыбается. Раза в три больше, чем тот, который стоит рядом.

– Марат всё время думал, как заработать. Деньги, деньги… А жизнь сказала: всё, сбрось скорость, отдохни, – размышляет Светлана.

– Мы жили как все. Не думали, не подозревали даже, кто такие инвалиды и как они живут, – говорит Марат.

– И как они живут?

– Да по большому счету ничего не изменилось. У меня же производственная травма. Тут законодательством всё предусмотрено: протезы обновляются раз в два года. Коляски получаем, санаторное лечение пройти есть возможность, машину обновить раз в семь лет. 

Марат гладит свою ногу.

– Болит?

– Бывает, да. Фантомные боли сначала донимали. 

– Болит-боли-и-ит, – утверждает жена. 

Пьем чай на кухне. С лоджии в окно на нас смотрит теплый рыбацкий костюм – проветривается.

– Рыбак?

– Бывает. Сегодня не поехал. Звали.

– Я не видела, чтобы он сдался или вдруг сдулся. Он активный. Почти сразу, как выписался, за руль сел. Пока протеза не было, придумали они с дочкой муляж ноги из пластиковых бутылок, так и ездил. А видели бы вы, как он танцует! И шутник еще какой. 

Протез у него этот очень хороший. Он может под музыку крутить его и даже повернуть на 180 градусов. Однажды любопытному мальчику на улице или в магазине – не помню уже – на вопрос «А чё это у тебя?» ответил: «Я киборг». У того глаза округлились.

– Ага. У нас инвалидов, шутки жесткие. Приду в магазин обувь покупать, пока продавец уйдет размер мой искать, я протез кверху подниму, и получается, что нога загнулась в колене. Только в другую сторону – как бы к лицу. Продавец пугается обычно. 

– А в хоккей как попал?

– Это был всё тот же 2012 год. Пришел в «протезку», а там тренер Виктор Николаевич. И всё бы закончилось просто разговорами, если бы в наш подъезд не заехал новый сосед. Он оказался техником при команде. Познакомились. Он и привел меня. Помню, пришел я, такой центнер, туда. С сигаретой в зубах. Сначала было тяжело. Левая рука от нагрузок года три ныла. Курю сейчас гораздо меньше, но совсем бросить пока не получается. Мне тогда было тридцать восемь – дяденька. Принцип игры знал, но играть не умел совсем.

– А если б не следж-хоккей?

– Не знаю. Пустота. Я же самый старый в команде. Молодежи у нас много. Они развиваются, это хорошо. Пока держат, буду играть. 

Марат везет меня по вечернему городу. Густо валит пушистый снег.

– Красиво. Люблю такой снег. В свете фар еще… Знаете, у нас пока мало что знают о следж-хоккее. Не особо интересуются. А ведь это зрелищно. Рекламы мало. Мало говорят о нем. 

Есть разные внутренние вопросы. Было бы хорошо, если бы в команде появился постоянный массажист. И психолог не помешает. Помню, работал с нами однажды такой специалист. У меня после этого многое в голове поменялось. Я раньше на льду другой был. Часто из себя выходил. Сейчас тоже бывает, но реже. Понимаю уже, что с молодежью, например, надо по-другому. На тренировке, бывает, сорвешься на ком-нибудь за то, что налетел на тебя, а это неправильно. Тренер однажды сказал, что, если вдруг такая ситуация возникнет в игре, не факт, что тот человек будет играть так же яростно, как на тренировке. И мы можем упустить момент.

Источник